О Головине. Страница 1
1-2-3-4-5
Один из новых художников, которых мой отец, управляющий конторой московских императорских театров, пытался привлечь к работе в конце 90-х годов, сделал неудачное оформление. Оно нуждалось в исправлении, но художник отказался что-либо изменить. В поисках выхода из создавшегося положения археолог-консультант при московских театрах Сизов рекомендовал другого художника, который, по его словам, возьмется, быть может, помочь театру, и внесет необходимые изменения, чтобы спектакль можно было показать. Художника пригласили. Это был Александр Яковлевич Головин. Отец вскоре ввел его к нам в дом.
Головин был разносторонне образован, культурен, обладал изысканным вкусом и тонким умом, отлично понимал и чувствовал музыку. Естественно, это сблизило его с оперой и балетом. В опере и балете он и работал на первых порах в Москве, а потом в Петербурге.
С начала 1900-х годов мой отец возглавлял уже не только московские, но и все петербургские казенные театры. При подборе штатов он считал не столь важным, что человек делает или сделал, а что он при его данных и при надлежащих обстоятельствах сумеет сделать. Так он уверовал в еще начинающего в то время в театре Головина. С тех пор до конца службы моего отца они работали вместе и, наравне с К. Коровиным, Головин оставался одним из ближайших его советчиков.
После Февральской революции кто-то решил, что пора «пересмотреть» роль Головина в петроградских театрах, наивно объясняя его положение лишь случайной симпатией директора императорских театров. Позднее поняли, что Головин сам заслужил занимаемое им в театре положение.
Его карьера в театре вовсе не была такой безоблачной, как это теперь издали, кажется. Переворот в оформлении спектаклей, совершенный Головиным, удалось осуществить только благодаря тому, что он сумел собрать вокруг себя замечательных помощников по работе,— это были заведующий бутафорскими мастерскими талантливый художник-скульптор С.А. Евсеев, заведующий мастерской по окраске и росписи тканей для театра художник А.Б. Сальников, непосредственные помощники по писанию декораций художник М.П. Зандин и художник-архитектор Б.А. Альмединген. Большой заслугой Головина было то, что он сумел найти их и сплотить вокруг себя. Но особое значение имела та поддержка, которую Головин встречал со стороны моего отца: она поднимала его авторитет среди чиновного мира театра и рушила воздвигаемые преграды. Дело в том, что Головин не любил борьбы, хотя и упорно держался своей линии. На борьбу он решался лишь в крайнем случае.
Мой отец, можно сказать, связал свою судьбу с Коровиным и Головиным. Когда Александра Яковлевича в самом начале его работы в Петербурге постигла крупная неудача с декорациями к балету «Волшебное зеркало», отец продолжал неуклонно поддерживать Головина, твердо решив лучше покинуть руководство театрами, чем лишиться его как художника.
Неудача с декорациями к «Волшебному зеркалу» была особенно тяжелой потому, что кампанию против Головина, которого называли тогда «декадентом», возглавляли «балетоманы» из сановного мира и представители прессы, а также многие люди театра. Влиятельная часть публики так отрицательно отнеслась к оформлению этого балета, что его пришлось снять с репертуара Мариинского театра и отослать декорации в Москву,— менее реакционную в области изобразительного искусства, где этот балет, двумя годами позднее заново поставленный в том же оформлении, много лет не сходил с репертуара.
Отчасти помог Головину перенести эту неудачу «бог-случай». В Россию приехал с визитом президент французской республики Лубе. Разумеется, состоялись торжественные спектакли в присутствии царя, президента и их свит. Лубе не скупился на похвалы по адресу русского театра и исполнителей, но особенно его внимания удостоилось оформление спектаклей, выполненное художниками Головиным и Коровиным. Подобных декораций Лубе не приходилось видеть в Париже, где передовые художники,— как это было до Коровина и Головина в России,— в казенных театрах, как правило, не работали, а оформление спектаклей поручалось декораторам-ремесленникам, весьма слабым художникам, далеким от уровня современного им изобразительного искусства. Восторженный отзыв президента Франции, которую считали передовой страной в области живописи, произвел впечатление на царя и на министра двора, подняв авторитет моего отца и, разумеется, тех лиц, которых он привлек к работе.
Головин был не только чрезвычайно оригинальным художником, но и своеобразным человеком. Я беру на себя смелость говорить об этих свойствах Головина потому, что много видел его — обычно весьма сдержанного с людьми, замкнутого человека — в минуты откровенности, когда он, не стесняясь, высказывал свои мысли, объяснявшие его поступки, часто очень своеобразные. Я видел его в разные периоды его жизни, — и в начале работы в Петербурге, человеком средних лет, и пожилым, в последние годы его жизни.
1-2-3-4-5
 Болотная заросль (Головин А.Я.) |  Вече в Псковском Кремле. Лунная ночь (Головин А.Я.) |  Умбрийская долина (Головин А.Я.) |